Изобилие и сдержанность повторяющихся узоров

Вполне естественно и логично, что Мари Курисмаа и Сирья-Лийза Ээльма нашли друг в друге партнеров для диалога. Обе художницы используют прием повторения мотива, выстраивая при помощи его активный фон композиций или ритм всего произведения, их обеих привлекает созерцание и (у)единение с миром, характерные для культуры Востока. В их живописных мирах отсутствует человек, но они никого не исключают. Палитра как Сирьи-Лийзы, так и Мари – продуманная и изысканная, богатая нюансами: у первой нежная, с тонкими градациями цвета, где преобладает розовый и пастельный зелено-серый, у второй – энергичная, где тон задает скорее холодный насыщенный зеленый.

Работы обеих художниц выглядят безупречно, своим визуальным совершенством и смысловым богатством они дарят зрителю подлинное эстетическое наслаждение. Орнаменты повторяющейся, кропотливой живописной работы были с радостью избраны обеими как безмятежная и преданная отдача творчеству.

Сирья-Лийза: «Ритмичное повторение образа не дает живописному процессу остановиться. Почувствуй, напряги, распрями и расслабь мышцы, распредели красочный слой по поверхности холста. Следи за скольжением кисти, ее мягкими и точными касаниями. Повтори это несущее удовольствие движение…»;[1] Мари: «В повторяемости мотивов орнаментов есть нечто гипнотическое, это словно заросшая травой тропинка в очарованный мир смыслов.»

Возможные сопоставления продуманной структуры работ Мари и Сирьи-Лийзы и математической формулы, построенного с помощью шаблона орнаментального ритма и автоматизма компьютерной программы теряют смысл, стоит лишь за едва различимым прикосновением человеческой руки последовать возведенному в степень свету, рождающемуся из цветовых тонов. У Мари – «пойманный» на живописный холст, у Сирьи-Лийзы – вступающий в диалог с выставочным пространством. Сирья-Лийза: «… здесь я частично использовала серебряный и золотой пигменты, которые должны создавать эффект отражения. Я надеялась, но не знала наверняка, получится ли это; только сейчас вижу, что падающий из окна свет наполняет работы жизнью.»

Краткий экскурс в раннее творчество Мари Курисмаа и Сирьи-Лийзы Ээльма предлагает аналогии, которые, само собой разумеется, в конце 1970-х годов и второй половине 1990-х проявились в разном контексте. Как Мари, так и Сирья-Лийза посещали в молодости студию Тыниса Винта, участвовали в ее занятиях. Влияние личности и мировоззрения Тыниса Винта можно отметить в чувственности, предельной упорядоченности визуальных элементов – при их ограниченном количестве – и принципа ненасилия в творчестве обеих художниц.

Вневременные пространства, архитектурные и интерьерные решения работ Мари погружаются в разные эпохи, в стилизующий природу и орнамент модернизм, ар нуво и особенно вдохновленного японской культурой ар деко, где дистанция не противопоставляет, но соединяет.

Мари: «Я пробовала заниматься абстрактной и экспрессивной живописью, это было ужасно.»

Интерес к лекциям Далибора Весели в Центрально-Европейском университете в конце 1970-х – начале 1980-х годов, вероятно, только усилился под влиянием увиденного и услышанного на лекциях Тыниса Винта. Таким образом, магистерская работа Мари Курисмаа «Творчество и открытая реальность. Связи с сюрреализмом и даосизмом» (1994)[2] отражает и некоторое время спустя теорию скрытых миров, ожидающих своего посредника, которую Весели развивал в лекциях, посвященных коммуникативности пространства. Творчество Мари Курисмаа и по сей день исходит «скорее из проявления скрытых связей, чем свободного изобретения».

Среди выставок Сирьи-Лийзы мы найдем экспозицию «Visual ahimsa» («Визуальное ненасилие», 2004), а в тексте к видеоинсталляции «Открытка в пяти актах» («Postkaart viies pildis»), которую некоторое время можно будет посмотреть параллельно с «Повторяющимися орнаментами» в галерее «Hop», она с самоироничной прямолинейностью говорит: «Да, я слабонервная, берегущая свою шкуру представительница (мелкой) буржуазии… Я с удовольствием закрылась бы в удобном, отделанном шелком, бархатом и шерстяными помпонами гнездышке, где, надушившись элегантными духами, читала бы стихи и молилась в надежде, что меня оставят в покое, и это безмятежное блаженство длилось бы вечно.» Искусствовед Эльнара Тайдре назвала живописные серии Сирьи-Лийзы Ээльма «молчаливым сопротивлением нашествию девальвированного изображения»[3]. Весьма меткое сопоставление.

Тем не менее, в раннем творчестве Мари Курисмаа и Сирьи-Лийзы Ээльма можно найти и менее спокойные периоды, более радикальные эксперименты. Заслуживает внимания отдельная глава – эксперименты обеих с материальностью языка, попытки соединить визуальную и вербальную выразительность. Исследование Карин Лаансоо, написанное в начале 2000-х годов о работах Мари Курисмаа конца 1970-х – начала 1980-х годов[4], раскрывает их связи с сюрреализмом, хэппенингом, т. н. вербальным хэппенингом, процессуальным искусством, порой и с концептуализмом. Сирью-Лийзу интересовала скорее исходящая из игры слов и образов визуальная эстетика в духе «А – странный треугольник с черточкой, пи – 3,14 и писк цыплят». В этом плане выразительные названия ее выставок и проектов, к примеру «Вскрытие сечения» («Lõike lahkajad»), «Õ><Ö», «Повседневная лексика» («Igapäevane leksika»). Совместные выставки с художником и дизайн- стратегом Отто фон Бушем (2004–2006) она комментирует: «Отто вел социальную часть, а я – эстетику с некоторым «панкованием».» Тот же этап она также характеризует следующим образом: «Мне вспоминается период 15–16 лет назад, когда я не видела никакого смысла в том, чтобы создавать новую живопись. У меня было желание все сжечь… меня как живописца спас фокус на процессе и практике.»[5]

Отношения арт-практики Мари со словом были и до сих пор остаются по-старомодному недоверчивыми. Свои ранние эксперименты она описывает как «неопределенный период экспериментов, полный интенсивной мыслительной работы и спорных результатов», а позднее уточняет: «Все важное остается незримым. Живопись должна содержать нечто невыразимое.» Чуткая к слову Сирья-Лийза открыта новому. Доверяя как философским теориям, так и литературной образности, она говорит: «Я стою посреди ландшафта, на глазах темная повязка, одной ногой на территории мышления Востока и Азии, а другой – в пространстве европейского образа мысли. Не отождествляя себя окончательно ни с одним из них. Верю и сомневаюсь… Французский философ, синолог с классическим образованием в области эллинистики Франсуа Жюльен – один из тех, кто держит меня за руку и направляет на этом пути. Пока не придет следующий провожатый. Новый лодочник, который переправит через реку.»

Излюбленное занятие Мари – «мысленные странствия по пространствам разный эпох», Сирья-Лийза же позволяет направлять себя видео-арту и киноискусству, поэзии и философии, сосредоточенным на течении времени.

В работе и творчестве, как кажется, обе художницы успокаивают свои сомнения и находят ответы, доверившись преимущественно «процессу и практике». Именно так, как описала это выше Сирья-Лийза.

Для Мари Курисмаа эта живописная экспозиция – первая выставка после длительной паузы, ведь по профессии она – архитектор интерьера и дизайнер, чье художественное образование началось уже в годы обучения в средней школе. Интерес и опыт привели ее к активному участию в художественной жизни 1980-х и 1990-х годов, принесшему ей как известность, так и признание. Затем – к этому времени уже более двадцати лет назад – она вернулась к профессии, полученной в художественном институте – архитектора интерьера. По правде говоря, эти два признания развивались рука об руку: влияя друг на друга, по очереди получая признание, время от времени протягивая друг другу руку помощи.

Свою первую большую живописную работу Мари Курисмаа написала в 1983 году, построив перспективу при помощи нити, а последнюю – в связи с персональной выставкой 1999 года. В период, когда она снова стала работать архитектором интерьера, Мари также освоила совершившее за это время стремительный скачок программное обеспечение и привыкла использовать специальные компьютерные программы. Приобретенный здесь опыт она, уже в качестве живописца, переносит в переплетение орнаментов своих композиций, используя его для… создания иррационального, зачаровывающего пространства. Это самое очарование присутствует и в ее работах на этой выставке, столь отличающихся от мощных «ландшафтов-натюрмортов» 1980-х годов. Мари: «Как архитектора интерьера меня особенно привлекают исторические интерьеры. Это пребывание одновременно в двух временах создало странное смещение в восприятии, крохотную возможность заглянуть на миг куда-то меж временами. Сейчас, возвращаясь к живописи, я хотела бы попробовать продолжить работу с этим опытом.»

Живописное творчество Мари Курисмаа приходится на более поздний период, но неизбежно возникает параллель с эстонскими архитекторами и дизайнерами 1960–1970-х годов, которые совершили революцию в местном создании и понимании искусства (живописи). Тем не менее, Йоханнес Саар нашел уместным заметить и в контексте более спокойных восьмидесятых и по-новому беспокойных девяностых: «Поэтому в Курисмаа можно видеть мост между мастерами ренессанса и киберкультурой – с помощью понятных всем средств она рисует страну еще неоткрытых возможностей.»[6]

Для Сирьи-Лийзы живопись превратилась в единственный мир – требующий большую часть ее духовных сил, но их и возвращающий, порой вовлекающий эссеистику, музыку, фото и видео –, в способ выражения любви к искусству и самой себе. Контекст ее работ и процесс их создания создан писателями, философами, поэтами и детскими воспоминаниями.

Сирья-Лийза: «Я – художник; я – художник-живописец. Да, я выросла со знанием, что искусство – это искусство живописи, я выросла на краю соснового леса, в аромате скипидара… Мы никогда не узнаем, что чувствует на самом деле другой человек. Лучшая форма сосуществования – поделиться. Разделить друг с другом время, пространство, мысли, разные занятия, еду и питье. Краюшку хлеба можно разделить – если найдется кто-то, кто ее примет. Так, акт принятия становится не менее важным, чем акт дарения. Без одного не было бы другого, между ними происходит постоянный обмен. Похож на это и опыт восприятия живописи. Живописная работа хочет себя показать и обретает счастье тогда, когда у нее появляется зритель, который ее переживает, воспринимает ее сигнал. Ты смотришь на живопись, а она смотрит в ответ.»

Составные элементы ритмически вырастающих образных полей Сирьи-Лийзы – скорее знаки, чем объекты: они напоминают одновременно лотос, веер, перо или крыло, дверь или зеркало. Делают возможным разные толкования, скрывают в себе различные поэтические параллели. Скромная отсылка к повседневному, столь малозначительному, что его сложно заметить, проявилась в названиях ее предшествующих выставок: «Ничего» («Ei ole midagi»), «Опустевшее смысловое поле» («Tühjenev tähendusväli»), «Пустяки» («Tühi-tähi»). Экспонаты названных выставок положили начало процессу, который длится и по сей день: последовательная концентрация на повторении, стирающее значение детали. Автоматизм движения руки, заполняющей слева направо и сверху вниз поверхность холста, его легкие, едва заметные неровности – часть этого процесса.

Сирья-Лийза: «Некоторая неравномерность и недочеты в орнаменте, обусловленные ритмом дыхания и естественным дрожанием руки выдают человеческое происхождения создавшей их «машины». Работы сохраняют в себе время, ушедшее на их создание, превращаясь таким образом в некие аккумуляторы времени.» Действительно: практически незаметная вибрация работ Сирьи-Лийзы передается воздуху вокруг них, выявляя присутствие времени и ритма, измеряющим его течение.

«Эта выставка – своеобразный лабораторный опыт, исповедальная скамья и писавшиеся «в стол» заметки,» – комментирует Сирья-Лийза выставленную на выставке «Повторяющиеся узоры» живописную серию. «Я отказалась от уже продуманной концепции и решений, сделанных до начала работы над живописью… И непосредственно погрузилась в поток подсознательных образов и свободных ассоциаций. На этот раз анализ не предваряет процесс живописи, но следует за ним, а путевые заметки пишутся лишь по возвращению.»

«Повторяющиеся узоры» – не самое безупречное целое. Из многочисленных работ, оставленных в ателье, Сирья-Лийза Ээльма смогла бы собрать идеальные визуальные ряды, разворачивающиеся гармонично и построенные на едва заметных нюансах. Словно сознательно игнорируя размеренное и ровное течение, она эмпатично и точно реагирует на вновь открытую радость живописного процесса Мари Курисмаа, которая не заботится о ровности или последовательности. Результат получился несколько неожиданным, ведь обе художницы, как кажется, делают все, что душа пожелает. Затрагивая логику творческого метода, парадоксально соединяющего гедонизм и аскетизм, они показывают, источником какого несравнимого наслаждения он может стать.

[1] Цитируемые в тексте высказывания художников приводятся из их записей и бесед с куратором.

[2] Mari Kurismaa. Looming ja avatud reaalsus. Seosed sürrealismi ja taoismiga. Tallinn: Tallinna Kunstiülikool, 1994. Диссертация на соискание магистерской степени.

[3] Sirp, 23.10.2015.

[4] Karin Laansoo. Keele materiaalsus. Varased eksperimendid verbaalse keelega Mari Kurismaa loomingus. – Kunstiteaduslikke Uurimusi 2004/1 (13), с. 75–106. См. https://ktu.artun.ee/articles/2004_1/laansoo_075-106.pdf. Большая часть из рассматриваемых работ на данный момент находится в коллекции Нэнси и Нортона Доджа в Художественном музее Зиммерли при Университете Ратгерса (США).

[5] Беседа Анти Саара и Сирьи-Лийзы Ээльма в Тартуском Доме искусства 10 ноября 2017 г. См. https://www.youtube.com/watch?v=sSK5k_Y6toct.

[6] Johannes Saar. Metafüüsikast füüsikasse. Postimees, 26.07.1996.