Текст куратора

Я снова и снова думаю о ящерицах

Некоторое время назад я наткнулся на пост в одном блоге, в котором автор пытался убедить меня в существовании высшей расы рептилий. Приводимые в качестве доказательств размытые фотографии старинных географических карт на моем компьютерном мониторе до сих пор не дают мне покоя. Эти фотографии никудышного качества, конечно, не убедили меня в существовании рептилий, наоборот, но все же я не мог тогда, и до сих пор не могу полностью переварить то удивление, которое вызвали у меня те изображения. Я долго разглядывал одну карту, в углу которой был нарисован чудовищный морской змей. Я мысленно представлял себе все те руки, которые создавали карту и касались ее на протяжении всей истории ее существования. Однажды кто-то разложил на столе бумагу и нарисовал на ней эту карту со змеем. Кто-то хранил ее, кто-то оцифровывал, кто-то загружал в интернет и так далее до тех неуклюжих рук, которые держали камеру, снимая с монитора JPG невысокого качества, копировали файл на компьютер с помощью кабеля или картридера, а затем загружали в блог. И вот теперь я смотрю на изображение, и это не репродукция или копия, а какой-то многократно скопированный призрак или тень. Я водил пальцами одновременно и по своему монитору, и по монитору блогера, и по репродукции, но ни разу не прикоснулся к чернилам или бумаге, ни разу не услышал, как она шуршит под рукой, не почувствовал запаха.

Недавно я прикоснулся к немецкой военной карте времен Второй мировой войны, на которой были изображены окрестности Раквере. На ее обороте солдаты писали, передавая карту сквозь вихрь войны, как печальную эстафету: «Надеюсь, что следующему человеку, который получит от меня карту, не придется передавать ее другому ценой собственной крови». Я погладил пальцами слова, написанные красивым шрифтом, и почувствовал, что прикасаюсь к настоящему, прикасаюсь к истории. Этот предмет был старше меня, побывал в местах, куда я никогда не попаду. Я снова подумал о руках, которые касались этой карты до меня, руках, которые достали ее из-за пазухи шинели мертвого товарища, тщательно завернули в вощеную ткань, спрятали на груди от дождя, плотно прижав к сердцу. Мы часто склонны мысленно помещать себя в центр окружающего нас мира, но в истории этой карты, в созвездии мыслей, лиц и мест, сформировавшихся вокруг нее с течением времени, я почувствовал себя незначительным гостем, мимолетным отклонением, каким-то тупиком. Целью или центром этой карты было что-то другое, даже если это что-то теперь превратилось в пыль на ветру истории. 

А потом руки снова сгребают эту пыль, собирают ее по возможности, дают ей название и систематизируют. «Каталог» — это серия публикаций о каталогизации, ее редактирует Ливен Лаэй, оформитель – Отть Метусала. Каждая публикация имеет новую направленность, но, объединяя оригинальные тексты и цитаты, все они так или иначе касаются сбора, обнаружения, публикации и сокрытия информации. «Каталог» продолжает расти выпуск за выпуском, пока, наконец, все отдельно изданные буклеты не станут одной целостной книгой, каталогом. Этот ризоморфный коллаж бывает то толстым, то снова тонким. Он то бесконечно разветвляется, то снова заводит в тупик. Найденные в печатных изданиях фрагменты сгущают историю, подчеркивают незначительное и часто берут свое начало в детстве авторов или в личных беседах. Среди прочего, в предыдущих выпусках обсуждались работы бабушки Оття – дизайнера Кристи Метусала, творчество малоизвестного писателя Дункана Смита или образы женщин, разбиравших руины Берлина после Второй мировой войны. 

Листая предыдущие выпуски и общаясь с художниками, я почувствовал, что ищу средоточие, тот единственный стержень, который станет ядром облака данных «Каталога». Я думал обо всех более или менее материализованных наборах данных, которые я собрал за свою жизнь. Я думал о постправде, информационном шуме, централизованных и децентрализованных информационных сетях, теориях заговора, распознавании образов и, наконец, конечно же, о ящерицах. Потом я заметил на скамейке в студии Ливена открытку с фразой «Когда ты вернешься в свою подростковую спальню и поймешь, что всегда был библиотекарем», и все стало на свои места.